То есть назвался — полезай, и образу надо соответствовать. И я даже решила: пущай их, графоманства, но материться нихт. А тут шеф мне такую подставу устроил, что я постараюсь, конечно, но ничего не обещаю!
Про подставу.Мои нежные отношения с немецким языком по достоинству может оценить только Maruskin, являвшаяся свидетелем нашей с этим дивным языком философов борбы. Борьбы кровавой и неравной, надо сказать. Читать-писать-понимать с горем пополам и хватаниями за голову преподаватели меня выучили. Но вот разговаривать я по-немецки не сильно могу. То есть если бы очень понадобилось в университете — заговорила бы как миленькая. С ошибочками, конечно, но довольно резво.
Однако, получив на руки вожделенный диплом, я благополучно забыла про немецкий, отказалась от работы в отделе внешених связей при министерстве образования, требовавшей немецкого, и счастливо жила без этого языка до сей поры. То бишь до онлайн-конференции с немецким представителем EPAM'a, на которой решался вопрос о локализации проекта для BMW.
И я, как то самое творение того самого доктора, описанного мной в романе, всё-всё понимала, но ничерта самостоятельно сказать не могла. Разговор вышел презабавный: наш нмецкий друг Степан нам по-немецки, я ему — по-английски. А потом на вопрос «шеф, чё за подстава?!» я ещё и рассказывала, чего ж немец от меня хотел. Потому что на весь сцукоепам не нашлось ни одного (!) человека с достойным знанием дойча.
Словом, проект ушёл в новооткрывшееся львовское подразделение, а меня с января отправили восполнять пробелы в образовании...